АЗ

(фантастический рассказ)

 

 

Бакалавр Хидраргирум, житель планеты Маруся, надел крылья, включил усилитель мышечной энергии — и вспорхнул с подоконника своей квартиры на 214-м этаже. В голове звучала песенка Протона из "Молекулярного ревю", на душе было легко и радостно.

Он мог бы, конечно, лететь в пассажирском баллистическом снаряде и примарусился бы в столице планеты через двенадцать минут. Но Симпозиум по научной религии начнется только завтра, и поэтому он предпочел рукокрылый полет через Райский Сад, хотя такое путешествие и займет целый день. Как истинный марусянин, бакалавр Хидраргирум любил здоровые физические нагрузки рукокрылого полета и особенно кратковременные перерывы в полете с остановками в Райском Саду.

Теперь в голове звучал хор Электронов. Внизу проплывал зеленый ковер Райского Сада, тут и там оживляемый причудливыми узорами рек и озер. Изысканно вкрапленные в Райский Сад горы Хидраргирум осторожно облетал, то и дело задирая голову, чтобы полюбоваться заснеженными вершинами.

Музыка в голове сменилась анекдотами. Хидраргирум ритмично махал крыльями и улыбался редким удачным шуткам. "Как приятно вновь окунуться в живую природу планеты Маруся! — думал он вторым слоем мышления (первый слой слушал анекдоты). — Как приятно чувствовать себя настоящим человеком, а не просто винтиком государственной машины!.."

Вдруг послышался пронзительный женский голос:

— Караул!

Хидраргирум вздрогнул и чуть было не вошел в штопор.

— Отдай мой торт! — кричала женщина, и он сообразил, что в голове началась передача "Посмеемся над обжорами!"

"Какая-то важная мысль пришла мне только что в голову... — думал он, продираясь вторым слоем мышления сквозь первый, в котором шумел яростный спор обжор о торте, — да, винтик... винтик... Причем тут винтик?.. В столице делают прекрасный торт "Алгоритм вкуса", надо будет купить один... А ведь я о чем-то думал..."

Хидраргирум ритмично махал крыльями и никак не мог вспомнить, о чем же он думал. В голове уже шла беседа на моральную тему "Счастье быть исполнительным".

Он почувствовал небольшую запланированную усталость в мышцах — пора примарусиваться. Лихо спикировал на песчаный пляж вдоль реки.

Снял крылья, размял плечи. Скинул с себя одежду и бросился в реку, распугивая крокодилов (Райский Сад был выращен марусянами по своему вкусу, и все звери представляли собой совершенно безопасных мутантов).

Отдавшись на волю течения, Хидраргирум полежал на спинке. Он слушал рассказ об исполнительном пекаре: когда от месителя отвалилась месящая поролоновая, подушка, пекарь обхватил руками и ногами толкатель, выставив вместо подушки свой зад, и меситель бил по тесту задом пекаря — зато жители города не остались к ужину без горячих бубликов; пекарь же в течение недели не мог сидеть.

Выйдя из воды, Хидраргирум почесал за ухом греющегося на песочке льва. Разлегся загорать с ним рядом, блаженно закрыл глаза. Сразу же на экране внутреннего зрения возникло изображение пекаря: тот был невероятно толстый; Генеральный Программист1 планеты Маруся вручал пекарю высшую награду хлебопекарной промышленности — орден Дырки От Бублика; потом Генеральный Программист уселся в кресло и указал на соседнее кресло пекарю, но тот поспешно схватился рукой за свой широкий  зад, и так и остался стоять, пока Генеральный Программист рассказывал зрителям о перспективах развития хлебопекарной промышленности на планете Маруся.

Смотреть на кривляния толстого пекаря было противно, и Хидраргирум открыл глаза;  теперь слышались лишь слова Генерального Программиста. Его тоже противно было слушать, но передачу в голове невозможно было выключить. Хидраргирум с досадой нащупал на макушке, под волосами, еле выступающую Шишечку Внутримозговых Радиотелепрограмм (называемую также Шишечкой Благоразумия, или сокращенно: Шишблаг).

— Я с детства всегда всех слушался... — говорил пекарь.

Глазам хотелось отдохнуть от яркого солнечного дня, и Хидраргирум опять прикрыл веки: обрюзгшее лицо пекаря расплывалось в улыбке.

— У меня уже не болит, — сказал пекарь. — Я могу сидеть хоть целый день!

И на весь экран внутреннего зрения — голый зад пекаря на унитазе.

"Фу, похабщина!" — Хидраргирум поскорее открыл глаза.

Он отдыхал уже целых пятнадцать минут — пора и в небо. Лев обнюхивал его ранец. Оркестр народных инструментов наяривал "Марш тригонометрических функций". "Счастливец, — подумал Хидраргирум о льве, — живет себе в тишине природы!" Он вынул из ранца самосогревающийся шашлык на вертеле и бросил хищнику.

Вскоре он размеренно махал крыльями, пролетая меж двух горных вершин — Большого и Малого Араратов, скопированных со знаменитых горных вершин планеты Земля (пришельцы с планеты Земля и положили когда-то начало народу марусян).

 

Что-то больно ударило по голове; музыка оркестра народных инструментов оборвалась — стало непривычно, удивительно тихо. Перед глазами замелькала Маруся: она оказывалась то сверху, то снизу, то слева, то справа. "Штопор!" — Хидраргирум усиленно замахал крыльями, стараясь восстановить горизонтальный полет. Маруся приближалась с устрашающей быстротой.

Он вспомнил об усилителе мышечной энергии, нащупал рычаг и повернул до отказа. Теперь оказалось достаточным нескольких мощных взмахов — и горизонтальный полет был восстановлен. Хидраргирум взмок от напряжения.

Но вот он обратил внимание на тишину. "Что случилось?! Неужели я оглох?! Насколько серьезно я ранен?!"

Хидраргирум стал оглядываться вокруг — и увидел удаляющуюся громадную птицу. Птеродактиль!

Животные Райского Сада не нападали на человека, а птеродактилей тут до сих пор не было. Их и вообще-то синтезировали2 лишь несколько десятков для лабораторных исследований, но месяц назад один из них разбил в лаборатории окно и вырвался на волю. "И надо же! — думал Хидраргирум. — Так глупо нарваться на это доисторическое чудище!"

Находясь в штопоре, Хидраргирум потерял высоту — и теперь, при небольшом кругозоре, нигде не видно было просвета между деревьями. Вот он заметил небольшую прогалину с обугленными пеньками — тут прошел лесной пожар — и хоть примарусиваться на пеньки опасно, но выбора нет.

Он больно стукнулся о пенек коленом, покатился по траве. Крылья захрустели, ломаясь; руки не пострадали лишь благодаря предохранительным планкам.

Пошатываясь, Хидраргирум поднялся с земли, сбросил с рук остатки крыльев. Он стал ощупывать голову и дотронулся до Шишечки Внутримозговых Радиотелепрограмм — из Шишечки посыпались микродетали. Кожа в этом месте была надорвана, он нащупал вязкую кровь. "Так вот почему тишина! Хорошо еще, что птеродактиль попал прямо в Шишечку — а если бы чуть в сторону?.."

Рядом зачирикала, засвистела какая-то птичка. "О, я слышу! Исчезли звуки внутримозговых радиотелепрограмм — зато я теперь лучше слышу природу! Звуки радиотелепрограмм были столь громогласны, что после их исчезновения звуки природы показались мне полной тишиной".

И он уже сознательно прислушался к звукам природы — и услышал шорох листьев, плеск воды, а также чьи-то живые голоса: писк, вой, блеянье, мурлыканье. Он и не подозревал, что в звуках природы есть своя гармония. И эта гармония — более волнующая, более притягательная, чем искусственный мир внутримозговых радиотелепрограмм.

О том, чтобы успеть в столицу планеты на Симпозиум по научной религии, нечего было и думать. А от своего города он находился примерно в двух часах рукокрылого полета — значит, пешком пробираться туда не менее двух суток (это лишь по старой библейской традиции называли Райский Сад — в действительности же тут был не столько сад, сколько труднопроходимые джунгли).

Ну что ж, пешком так пешком. Поистине нет худа без добра: разве мог он когда-нибудь предполагать, что ему придется целых двое суток жить без Шишечки Благоразумия!

И, ориентируясь по солнцу, он зашагал домой.

Опять пришла та же мысль: "Мы только винтики государственной машины... Да, я хотел додумать это! Но тогда мне помешала Шишечка Благоразумия. По-видимому, сначала надо разобраться, какую роль играют в нашей жизни Шишечки Благоразумия.

На планете Маруся их вживляют в головы новорожденным спустя несколько часов после рождения — таким образом, ни один марусянин ни одного дня своей жизни не живет без Шишечки Благоразумия. Для младенцев транслируют благозвучные хоралы, и поэтому те не кричат "уа-уа", как их сверстники на планете Земля. Когда младенцы закрывают глаза, на экранах их внутреннего зрения появляются соска, побрякушка и т. п. Передачи продолжаются и во сне: радиотелесны начисто вытеснили естественные сновидения..."

Хидраргирум упорно продирался сквозь Райский Сад. Громадные пауки разбегались от него, змеи расползались, слоны и носороги отходили в сторону. Обезьяны провожали его по верху, по кронам деревьев, указывая жестами, где легче пройти, предупреждая криками о трясине или обрыве.

"...Каждый абонент имел свою волну в ТУПе (Трансляторе унифицированных программ). ТУП автоматически распределял, кому-когда-какую программу транслировать. Марусянам одного возраста, одной профессии, одной местности транслировалась чаще всего одна и та же программа, чтобы оставалась возможность радиотелесопереживания.

Особые программы готовились для глухих и слепых: ведь глухие 100% слуховой информации получали из динамиков внутреннего слуха, а слепые 100% зрительной информации — с экранов внутреннего зрения. Глухие и слепые считались лучшими гражданами планеты Маруся. Но еще большим престижем, лучших из лучших, пользовались те, кто соединил в себе оба эти достоинства: слепоглухие. Слух и зрение здоровых людей все чаще воспринимались как недостаток гражданственности..."

Пора было обедать, и Хидраргирум сделал привал. Он съел целых три самосогревающихся шашлыка. Проходивший мимо жираф сорвал для него несколько бананов, и Хидраргирум съел их на сладкое.

В животе стало тепло и уютно, Хидраргирум блаженно закрыл глаза. "Посмотреть бы что-нибудь этакое, пищеварительное, — мелькнула мысль. — Вот чертова привычка к Шишблагу! И тошнит уже от него, а все равно готов рабски внимать!"

Он встряхнулся, встал. Взвалил на плечи рюкзак и двинулся дальше.

 

"...Хотя уроки и лекции оставались на Марусе основными формами обучения, однако значительную часть информации ученики и студенты получали из внутримозговых радиотелепрограмм. Юные марусяне сидели на занятиях в основном с закрытыми глазами — и нельзя было понять, учатся они или спят. Впрочем, если кто и засыпал, ТУП автоматически переключал его на подходящее по теме учебное сновидение, так что спит учащийся на занятиях или нет — это почти не отражалось на его знаниях.

Система внутримозговых радиотелепрограмм оказала революционизирующее воздействие и на сферу любви, брака, семьи. Если марусянину не повезло и его девушка некрасива, то, целуясь, он закрывает глаза — и целует кинозвезду! Если марусянину не о чем говорить с женой, то и не надо говорить: он слушает и смотрит свою внутримозговую радиотелепрограмму, жена — свою. С детьми тоже никаких проблем: они целый день готовы закрывать глаза на мир, чтобы не пропустить ни одного шпионского или мультипликационного фильма. Что же касается стариков-пенсионеров, то у них вообще ничего не осталось в жизни, кроме привычного радиотеленаркотика: они почти не открывают глаза, и только слабое дыхание свидетельствует о том, что они еще не умерли.

Во много раз увеличилась боеспособность армии. Если марусянин атакует, стоит ему закрыть глаза — и впереди его уже ожидает не враг с плазмометом наперевес, а жрица любви, раскинувшая руки для объятий; а разве солдаты робеют перед жрицами любви? Если марусянин находится в обороне, он закрывает глаза — и на него уже мчится не танк, а аппетитный, жирненький заяц; а разве найдется солдат, который побоялся бы выстрелить в зайца?

Но самое главное, конечно, политика. Свободные выборы на Марусе не превращаются, как на Земле, в свару различных партий. ТУП обеспечивает необходимую и достаточную для данного индивидуума информацию — и поэтому каждый мыслит в меру своих возможностей, но все в одном русле..."

Ночью в Райском Саду бывает довольно прохладно, и поэтому Хидраргирум забрался в медвежью берлогу. Медведь гостеприимно отодвинулся в ее дальний угол, чтобы человеку хватило места вытянуть ноги. Утомленный и потрясенный всем случившимся, Хидраргирум уснул почти сразу.

...По проспекту Веселых Трупов бежал чей-то Шишблаг, перебирая, как сороконожка ногами-проводами; он разевал громадную, изрыгающую пламя пасть, похожую на топку паровоза, и  громыхал зубами-кувалдами. "Чей это такой Шишблаг?! — удивился Хидраргирум и схватился  за голову: его Шишблага на месте не было. — Значит,  это мой! Что-то теперь будет!"

Шишблаг ринулся прямо на Хидраргирума — изрыгающая пламя пасть уже опаляла его, зубы-кувалды громыхали перед самым его носом. "Птеродактиль — вот кто спасет меня!" — сообразил вдруг Хидраргирум.

— Лети, птеродактиль! Лети, птеродактиль! — стал мысленно командовать он.

И небо потемнело, закрытое крыльями птеродактиля. И мощный супермолот литейного цеха — Хидраргирум понял, что это клюв птеродактиля — обрушился на Шишблаг. И посыпались во все стороны микродетали.

И наступила тишина. Прекрасная, сказочная тишина природы. И возникла мысль: "Я хочу слышать лишь то, что хочу слышать, и хочу видеть лишь то, что хочу видеть!"

И Хидраргирум пошел по проспекту Веселых Трупов, слушая свои шаги. "Как хорошо, что птеродактиль разбил Шишблаг, и я слышу свои шаги!" — думал он...

Утром Хидраргирум помнил свой сон во всех подробностях. Ему никогда еще не снились такие  дикие, такие вещие сновидения. Счастливые люди планеты Земля каждую ночь могут видеть подобные сны, не предусмотренные планом и не проверенные цензурой!

Медведь угостил его на завтрак яблоками с медом, после чего он отправился дальше, определяя путь по солнцу. И опять навалились мысли, не прерываемые, как прежде, радиотелеоболваниванием.

"...Сначала люди научились говорить сами, а потом научили этому радиотелеаппаратуру; на всех цивилизованных планетах появились многочисленные радиотелестанции. И, что самое удивительное, в те времена люди покупали или не покупали радиотелеприемник по собственному желанию. Включали или выключали его по собственному желанию. Больше того, из мириада станций Галактики можно было настроиться на любую по собственному желанию.

Но вот на планете Маруся была изобретена Шишечка Внутримозговых Радиотелепрограмм (Шишечка Благоразумия, Шишблаг). На первых порах такие Шишечки Благоразумия покупали себе лишь самые благоразумные марусяне, и хирурги вживляли их в головы. Однако прогресс брал свое: количество марусян, желающих иметь Шишечку Благоразумия, росло, спрос увеличивался. Промышленность Маруси все больше ориентировалась на Шишблаги, все меньше выпускала радиотелеприемников.

Наконец, на Марусе был принят "Закон о всеобщей повинности благоразумия". Выстроили гигантский многодомовой комплекс ТУП (Транслятор унифицированных программ). Совет Министров реорганизовали в Совет Программистов.

В первое время Шишечки Благоразумия делались с кнопками включения-выключения. Но статистические исследования показали, что те из марусян, кто никогда не выключал свою Шишечку, оказывались более благоразумными и, как результат, добивались большего успеха в жизни. Поэтому Шишечки стали делать без кнопок. С тех пор ни у одного нормального марусянина не возникало мнения, которое расходилось бы с общим мнением. Если же иногда и случалось у кого-нибудь собственное мнение, то это считалось симптомом психического заболевания, и марусянина отправляли в психиатрическую больницу.

Специально для Программистов были разработаны многоканальные Шишечки Трех "С" (Шишечки Сведений, Секретов и Сплетен), в которых оставались кнопки включения-выключения. Так что у Программистов была привилегия настроиться на любую станцию Галактики по собственному желанию или вообще отключить свою Шишечку и спокойно думать в тишине.

Так вот кому выгодна эта система! — осенило вдруг Хидраргирума. — Достаточно было мне одного дня пожить без Шишечки Благоразумия, и уже приходят в голову столь опасные мысли!.. Ну что ж, интересно. Я впервые стал сводить концы с концами в своих размышлениях.

По сути их радиотелепрограммы — это искусственные помехи в работе моего мозга. Считается, что они транслируют, а в действительности они глушат — глушат мои собственные мысли. Их информация давно выродилась в шум.

Нам говорят, что на выборах Программистов планеты Маруся избиратели голосуют за достойнейших. Но ведь при многомиллионном населении планеты практически почти никто не знает лично кандидатов в Программисты, и вся информация о них черпается из радиотелепрограмм, которые запрограммированы... Программистами же! И это в условиях, когда марусяне разучились самостоятельно мыслить и даже их научные труды представляют собой в лучшем случае — компиляцию, в худшем — плагиат.

По этическим нормам планеты Маруся, высшим человеческим достоинством считалось полное подчинение Шишечке Благоразумия. Лишь благоразумнейший из благоразумных мог надеяться достичь на старости лет высокого программистского поста. Таким образом создавалась гарантия, что среди Программистов никогда не окажется человека критикующего и творческого, смелого и принципиального — банальность и безответственность стали обязательными чертами Программистов.

А чем тупее Программисты, тем тупее составляемые ими программы. А чем тупее программы, тем тупее их потребители, среди которых есть и благоразумнейшие из благоразумных — кандидаты в программисты.

Куда мы катимся? — ужаснулся Хидраргирум. — К сочетанию могучей техники и животной тупости? Впрочем, со временем мы все равно не сможем обслужить эту технику — мы уже и сейчас утеряли немало научных секретов, которые известны землянам. Так что из сочетания могучей техники и животной тупости скоро останется одна лишь тупость!..

Когда Шишблаг Хидраргирума был поломан, на его номере в ТУПе включилась красная лампочка. И как только он выйдет из Райского Сада, по "Закону о всеобщей повинности благоразумия", ему вживят новый Шишблаг. Ну, хоть не возвращайся к цивилизованной жизни, навсегда оставайся в Райском Саду! Нет, это слишком трусливо... А что, если модулировать волну, которая была бы зеркальным отражением той волны, что передает ТУП?.. Аннигилятор звука — вот что надо сделать!.. Поговорю-ка я со своим другом бакалавром Плюмбумом: он ведь отличный электронщик".

 

Хидраргирум с тоской поглаживал свою новую Шишечку Благоразумия — теперь, конечно, было не до серьезного мышления. Но в глубине сознания еще теплилась память о тех мыслях, которые пришли в голову в Райском Саду. И поэтому, когда в фолиантотеке бакалавр Хидраргирум увидел бакалавра Плюмбума, то увел того за шкафы с фолиантами и поделился соображениями об аннигиляторе звука.

— Аннигилятор звука? Назовем его сокращенно: Аз, — сказал Плюмбум. — К тому же так будет лучше для конспирации. Она была красива, я тоже не урод...

Поскольку Плюмбум и Хидраргирум одногодки и к тому же находились сейчас в одном месте, то ТУП передавал им одну и ту же программу. И по этике планеты Маруся, требовавшей от собеседников не столько совместного разговора, сколько радиотелесопережевания, Хидраргирум подхватил:

— Она была красива, я тоже не урод. Она меня любила, а я наоборот!.. Но нужно, чтобы Аз был миниатюрный, неприметный.

— Хочешь, сделаю тебе Аз в виде галстучного зажима? — предложил Плюмбум.

— Ты только мне собираешься сделать, а себе нет?!

— Мой аннигилятор — алкоголь, — усмехнулся Плюмбум. — Когда я хорошо выпью, я все равно ничего не слышу и не вижу... Пошли мы по малину и клали себе в рот...

— Ты ведь такой способный электронщик! Тебе бы еще возможность постоянного мышления... Пошли мы по малину и клали себе в рот. Она легла на спину, а я наоборот...

— Поздно, — угрюмо промолвил Плюмбум. — Меня уже больше привлекает постоянное пьянство, а не постоянное мышление.

Вскоре у Хидраргирума на галстуке появился изящный зажим. Никто и не подозревал, что Хидраргирум больше не слышит и не видит радиотелепрограмм. Шишблаг Хидраргирума исправно принимал волну ТУПа, а того, что на эту волну накладывается контрволна, ТУП не мог знать.

Теперь Хидраргирум мыслил с утра до вечера. Даже во сне он наслаждался своим новым состоянием: естественные сновидения с их фрейдистской откровенностью и сюрреалистической красочностью подстегивали эмоции, наэлектризовывали интуицию.

В Райском Саду он жил без Шишечки Благоразумия всего два дня, а сейчас он жил без Шишечки месяц, второй — и стал так значительно выделяться среди других бакалавров по научной религии, что его вызвал сам ректор и предложил тему магистерской диссертации "Электростатика святого нимба". Хидраргирум вежливо поблагодарил ректора, но про себя решил, что не будет стремиться к научно-религиозной карьере — ему представлялось главным разобраться в том вопросе, который мучил его еще в Райском Саду: как избавить людей от радиотелеоболванивания.

У него хватило осторожности не откровенничать с кем попало об Азе, но скрывать такое благое дело от друзей он считал нечестным. И даже те из друзей, кто не носил раньше галстука, обзавелись под влиянием Хидраргирума этим предметом мужского туалета, разумеется, с непременным галстучным зажимом. В кругу друзей были и женщины, поэтому появился вариант Аза и в виде брошки. Чтобы не вызывать подозрений, галстучные зажимы и брошки делались самых различных фасонов. Хидраргирум поделился тайной с друзьями, те, в свою очередь, со своими друзьями — и немодные прежде на планете Маруся галстуки стали входить в моду; что же касается брошек, то они и так были в моде в качестве радиотелефонов, просто место радиотелефона все чаще стал занимать Аз.

Однажды Хидраргирум летел к Плюмбуму на день рождения — и вдруг услышал из-за спины:

— Крылья вверх!

Справа и слева его подхватили два полицай-ангела. Один тут же конфисковал крылья, другой сорвал галстучный зажим:

— А вот и вещественное доказательство!.. О  голубка моя!..

Спасительного Аза больше не было, и Шишблаг Хидраргирума опять зашумел:

— О голубка моя, как тебя я люблю-у-у-у!..

Насильственное включение Шишблага огорчило Хидраргирума даже больше, чем арест.

 

Хидраргирум сидел в Прозрачной камере, и в голове его происходила трудная борьба. Он почти не боялся суда — он боялся другого: что не сможет достойным образом выступить на суде. За месяцы свободы от помех Хидраргирум додумался до многого, а главное — ему стала ясна политическая кухня планеты Маруся. Только он и Программисты имели достаточный опыт размышлений в тишине; но Программисты десятилетиями культивировали в себе благоразумие, лишь на склоне лет в награду за это благоразумие дорвались до высших должностей — бессмысленно ждать от них неблагоразумной критики. (Нет, на словах-то они за критику, но естественно, за такую, которая не затрагивает основ — конечно, ведь подобные основы не выдержали бы никакой критики!) Получилось, что он, Хидраргирум, единственный, кто в состоянии сказать марусянам правду. Поэтому и не существовало для него вопроса, сказать правду или выкручиваться. Он боялся лишь одного: что не сможет ясно сказать правду, так как в голове опять шумела во всю свою мощь Шишечка Благоразумия.

Как преступник он был взят ТУПом на специальный учет, и на него вещались теперь самые махровые агитки. Через Шишечку Благоразумия ему нашептывали образы мещанской узости и моральной неразборчивости, политической слепоты и исторической безответственности. Шишечка Благоразумия уговаривала его раскаяться; рассказать публике, как ужасна тишина; признать, что он только сейчас по-настоящему понял всю благостность системы ТУПа с ее радиотелераем.

Его мышление опять раздвоилось: первый слой мышления под давлением Шишечки Благоразумия загнанно отступал в тупость, в то время как второй, каторжно напрягаясь, повторял основные тезисы ответов на суде. Из-за внутреннего конфликта болела голова, было бы легче сдаться на волю ТУПа, но он упорно боролся. Он тихо сидел в Прозрачной Камере и упорно боролся, а два его ангела-хранителя, поочередно наблюдавшие за ним сквозь прозрачные стены, полагали, что он покорно слушает свою Шишечку Благоразумия.

Хидраргирум знал, как инсценируются подобные процессы. Прокурор и судья назначаются Программистами; адвоката же Программисты не назначают, чтобы сохранить видимость демократии — зато назначают его зарплату. Но главное, и прокурору, и судье, и адвокату Шишечки Благоразумия будут подсказывать во время процесса, что нужно говорить.

Конечно, приговор выносят пристяжные — так называли на Марусе присяжных — но разве они прислушиваются когда-нибудь к оправданиям обвиняемого? Во время процесса их Шишблаги прокручивают порнофильмы, и они сидят больше с закрытыми глазами, а в самых интересных местах фильма так дергаются, что могли бы свалиться со своих кресел, если бы не пристегивались ремнями, как в самолете — отсюда и слово "пристяжные". (Впрочем, самые пожилые из "пристяжных" во время процесса просто засыпают, но и во сне можно было бы упасть, если бы не ремни).

Хидраргирум волновался, удастся ли ему отвлечь "пристяжных" от порнофильма, заставить смотреть на обвиняемого открытыми глазами? Но даже и с открытыми глазами они будут слышать поцелуи и вздохи порнофильма — удастся ли всерьез овладеть их вниманием?

 

К 1000-му этажу Нью-Вавилонской башни подлетел полицейский дирижабль; из его люка выпорхнули трое: два полицай-ангела, державшие под руки обвиняемого Хидраргирума — обвиняемый был, разумеется, без крыльев. Они впорхнули в окно Засуда (аббревиатура от слов "зал суда"). Весь состав суда был уже на местах, "пристяжные" пристегивались своими ремнями.

Хидраргирум сел на скамью подсудимых. Полицай-ангелы, не снимая крыльев, стали за его спиной.

"У животных тоже есть разум, — слушал Хидраргирум своим первым слоем мышления. — Чем же тогда человек отличается от животного? Благоразумием. И еще кое-чем", — думал он вторым слоем мышления. Он уже почти адаптировался к этой двойной бухгалтерии разума — и сквозь агитку Шишечки Благоразумия продолжал неустанно повторять про себя будущие ответы на суде.

В Засуд стали впускать публику. И тут Хидраргирум обратил внимание, что по мере заполнения Засуда Шишечка Благоразумия начала как будто затихать. Он взглянул на судебных работников: те о чем-то испуганно перешептывались — наверно, и у них Шишечки Благоразумия затихали.

Засуд заполнился, и Шишечка Хидраргирума совсем смолкла. "Что это происходит?" — думал он уже не вторым, а первым слоем мышления, неожиданно освободившимся от радиотелеоболванивания. Он внимательно пригляделся к публике и увидел, что у большинства мужчин — галстуки с зажимами, у большинства женщин — брошки. "Аннигиляторы звука? Они ведь действовали всегда на Шишечку Благоразумия того, с кем непосредственно соприкасались. По-видимому, при сотнях Азов, которые оказались сейчас в Засуде, произошел качественный скачок — звук аннигилировался во всем помещении! Ну что ж, посмотрим, на что способны судебные работники, лишенные привычных подсказок свыше!"

В заднем ряду Засуда Хидраргирум увидел своего друга Плюмбума, поднявшего в знак солидарности кулак. "Так вот кто созвал сюда тайных владельцев Азов!" — понял Хидраргирум.

— Это какое-то стихийное бедствие!.. — прошептал судья, схватившись в растерянности за голову, а точнее — за Шишечку Благоразумия.

— Стихийное бедствие!.. Стихийное бедствие!.. — подхватили прокурор и адвокат, "пристяжные" и полицай-ангелы. И тоже схватились за Шишечки.

В публике начались смешки.

Проквакала стенная лягушка — сигнал открытия судебного заседания. Бедствие бедствием, но благоразумная дисциплина прежде всего — и судья начал процесс, дав слово прокурору (это судья был еще в состоянии сделать без подсказки свыше).

Но дать слово легче, чем взять его: прокурор встал, а что говорить не знает.

— Вы прокурор или не прокурор? — возмутился судья. — Вы должны не стоять как истукан, а выступать с обвинительной речью!

— Мне... что-то трудно... сегодня говорить... — выдавил, наконец, из себя прокурор.

— А вы выступите не с речью, а как-нибудь иначе! — подсказал вдруг Хидраргирум, поднявшись со скамьи подсудимых. — Я слышал, что вы прекрасно выступали в первенстве Маруси по крыльеболу!

— Да-да, раньше я увлекался крыльеболом, — оживился прокурор. — Но сейчас я предпочитаю воздушный теннис, в котором у меня сокрушительная атака!

— В воздушном теннисе еще не было такой атаки, которая могла бы сломить мою непробиваемую защиту! — вступил в разговор и адвокат.

Шишечки Благоразумия не нашептывали больше полицай-ангелам о бдительности, и непривычная тишина в голове сморила их, как снотворное: они мирно похрапывали, развалившись на скамье подсудимых, подложив крылья под голову.

— Вы должны были сегодня выступить друг против друга, — обратился Хидраргирум к прокурору и адвокату. — Вот и выступите в воздушный теннис: прокурор покажет, как он сокрушительно нападает, а адвокат — как он непробиваемо защищается. Судья же посудит вам!

Судья обрадовался, что появилась хоть какая-то подсказка:

— Судить я готов кого угодно и за что угодно!

Прокурор, адвокат и судья полезли на подоконник, надели крылья — и вспорхнули в сторону воздушного корта.

Публика хохотала.

Хидраргирум поднял руку, и наступила тишина.

— Только что вы могли наглядно убедиться, кто ТУП, а кто не ТУП, — начал он. — Вы могли наглядно убедиться, к чему приводят наши хваленые марусянские Шишечки Благоразумия. А теперь я поделюсь с вами мыслями, которые впервые пришли мне в голову в Райском Саду, когда несчастный случай (а на поверку оказывается — счастливый) привел к повреждению моей Шишечки... — и Хидраргирум поведал своим слушателям обо всей кухне радиотелеоболванивания.

Шум со стороны "пристяжных" усилился:

— Где же порно? Куда делось порно? — роптала вся упряжка "пристяжных". — Что это в конце концов за суд без порнографии?!

И "пристяжные" стали стучать по своим Шишблагам, как стучат по неработающему телефону-автомату.

— А вы стукните посильнее! — посоветовал Хидраргирум.

"Пристяжные" вняли его совету — и во все стороны посыпались микродетали, в том числе и на спящих полицай-ангелов. Те, не просыпаясь, стряхнули их с себя крыльями и повернулись на другой бок.

Публика помирала со смеху.

Снова проквакала стенная лягушка — сигнал объявления приговора. Судья не вернулся еще с воздушного корта, и поэтому обвиняемый решил временно взять на себя его функции:

— Господа "пристяжные"! — объявил Хидраргирум. — Считаете ли вы, что в уничтожении своего Шишблага есть состав преступления?

 "Пристяжные" в страхе схватились за свои разбитые Шишблаги:

— Нет!.. Состава преступления нет!..

Из заднего ряда вспорхнул Плюмбум и приземлился рядом с Хидраргирумом. Быстро стащив с себя крылья, Плюмбум протянул их другу:

— Не теряй ни минуты! Вдали от Засуда Шишечки Благоразумия судьи, прокурора и адвоката опять заработали — они могут вот-вот вернуться!

Хидраргирум благодарно пожал Плюмбуму руку, влез на подоконник, надел крылья — и ринулся на свободу. Публика в Засуде со своими Азами оказалась теперь далеко, и Шишечка Благоразумия возобновила работу:

— Будь благоразумным, и тебя, может быть, оправдают!.. — уговаривал ТУП.

"Через двадцать минут я примарусюсь в Райском Саду, — думал Хидраргирум, снова продираясь вторым слоем мышления сквозь уговоры ТУПа, — а туда полицай-ангелы свой нос не сунут!" — (Дело в том, что хищники Райского Сада, подружившись с человеком, почему-то не распространили это на полицай-ангелов; мутантов, терпимых к полицай-ангелам, так и не удалось вывести). — Там я разобью свой Шишблаг и буду иметь неограниченное время для размышлений о том, как дальше бороться с ТУПом.

 

У ворот Райского Сада стояла лавка с товарами для туристов; Хидраргирум примарусился, чтобы купить "Путеводитель по Райскому Саду". Не успел он сложить крылья и подойти к лавке, как к нему подскочил какой-то небритый тип:

— Десять кусков за штуку, не пожалеешь... — прошептал тип и осторожно показал что-то из-под полы.

Хидраргирум хотел было уже, не отвечая типу, двинуться к лавке — но тут глаза его остановились на предлагаемом товаре:

— Так ведь это... — невольно вырвалось у Хидраргирума.

— Аз!.. — прошептал тип. — Что значит: аннигилятор звука!.. Слышал, как в Засуде бакалавр Хидраргирум расправился с ними? Так что теперь Аз еще лучше пойдет на черном рынке: бери за десять кусков, а то завтра будет пятнадцать!

— Давай, — коротко сказал Хидраргирум.

Он нацепил на галстук зажим, и Шишечка Благоразумия замолчала.

Минуту Хидраргирум спокойно размышлял в тишине. Потом он расправил крылья — и вспорхнул. Но полетел он не в сторону Райского Сада, а обратно — в сторону Нью-Вавилонской башни.

 

1980