Редакция "Форвертса" статью Э. Арзуняна не опубликовала; зато в номере от 31 июля — 6 августа 1998 года опубликовала клеветническую статью В. Реброва "Несостоявшееся "открытие"".

3 августа 1998 года — после прочтения статьи В. Реброва — Э. Арзунян отправил главному редактору В. Едидовичу письмо, на которое так и не получил ответа: ни телефонным звонком, ни ответным письмом.

Уважаемый главный редактор!

В номере Вашей газеты от 31 июля — 6 августа опубликована статья В. Реброва "Несостоявшееся "открытие"". Надеюсь, что эта публикация стала возможной лишь потому, что Вы введены были ее автором в заблуждение. Статья В. Реброва написана не только недобросовестно, но и непрофессионально — такие статьи я обычно просто не читаю; но эта публикация прямо касается меня, представляет собой откровенную клевету на меня, — и поэтому я вынужден ответить.

Газета представляет В. Реброва как "специалиста в области библейской критики". Я с данным специалистом не знаком и произведение его читаю впервые. Мне не совсем понятно, с какой целью этот не знакомый мне господин решил бросить мне перчатку, но уж поскольку бросил, — я вынужден ее поднять.

Публикацию В. Реброва я воспринимаю прежде всего в двух аспектах: этическом и профессинальном. Именно на этический аспект этой публикации я и хочу обратить сейчас Ваше внимание; о профессиональном же аспекте статьи В. Реброва я не буду говорить — по крайней мере, до публикации моей статьи "За что прокляты евреи?", которая, как я надеюсь, произойдет в ближайшее время.

В журналистике существует неписаное правило: не предлагать одну и ту же статью одновременно в два органа печати, потому что иногда случалось, что статья выходила в обоих этих органах печати одновременно — к конфузу их редакторов, предполагавших, что подготовили публикацию, а не перепечатку. В Советском Союзе, не смотря на господствовавшие там тоталитаризм и антисемитизм, формальная обязанность редакций ответить автору строго соблюдалась; это, по крайней мере, давало автору возможность, получив отказ из одной редакции, попытать счастья в другой — в моем архиве хранится толстый скоросшиватель с подколотыми отказами из советских редакций.

В отличие от этого, в русскоязычной эмигрантской прессе Соединенных Штатов слать письменные ответы авторам не принято из-за очень высоких почтовых расходов (в Советском Союзе почтовые расходы были незначительны). И поэтому тут другой обычай: чтобы снять с редакций это финансовое бремя, авторы сами звонят в редакцию; если статья еще не прочитана или решение по ней не принято, автору назначают срок, когда он может перезвонить, чтобы получить ответ. Это позволяет автору попытать счастья в другой редакции до того, как его статья утратит свою актуальность.

Уважаемый главный редактор, извините, что я повторяю тут одну из аксиом журналистской этики, конечно же, прекрасно известную Вам, — но я вынужден это сделать, чтобы понятней были истоки того, о чем я расскажу дальше...

Послав 10 июня свою актуальную — на мой взгляд — статью "За что прокляты евреи?" в Вашу газету, через несколько дней, как обычно, я позвонил туда; вообще это был мой первый контакт с Вашей газетой. К телефону подошел господин, представившийся заместителем главного редактора Айзенштатом. Не потрудившись хотя бы выслушать мой вопрос, он тут же сделал мне выговор, что, "пытаясь вовлечь его в дискуссию о своей статье", я отрываю его тем самым от работы, — и процитировал правило Вашей газеты, которое публикуется в каждом ее номере: "В переписку по поводу материалов, не принятых к печати, редакция не вступает".

Обескураженный этим неожиданным, мягко говоря, недружелюбием работника редакции к совершенно не знакомому ему автору, я тем не менее вежливо и спокойно возразил ему, что, во-первых, телефонный разговор — это не переписка, а во-вторых, я отнюдь не "пытаюсь вовлечь его в дискуссию о своей статье", а хочу лишь узнать, принято ли решение о публикации или не публикации моей статьи. Тогда господин Айзенштат процитировал мне другое правило редакции:

— "Рукописи не возвращаются и не рецензируются"!

И повесил трубку.

Не думаю, чтобы господин Айзенштат был загружен работой в Вашей еженедельной газете больше, чем, например, главный редактор ежедневной газеты "Новое русское слово" госпожа Шакова, которая всегда вежливо отвечает на вопрос, будет ли моя статья опубликована или нет, — а если она не занималась моей статьей, то переадресовывает меня к сотруднику, который занимался статьей.

Не желая еще раз нарваться на недружелюбие господина Айзенштата, я больше не звонил в Вашу газету, — а решил терпеливо ждать. Прождав почти два месяца и убедившись, что Ваша газета не решается опубликовать мою статью, — как я понимаю, из-за ее острой дискуссионности, — я послал статью в другую газету. И вот буквально на следующий день выходит статья "Несостоявшееся "открытие"": к недружелюбному поведению господина Айзенштата добавляется уже просто-таки клеветническая статья другого господина — Реброва.

И опять же — элементарное попрание журналистской этики.

Во-первых, слова от редакции (полагаю, — непосредственно от господина Айзенштата) "настойчивые звонки автора с требованием опубликовать результаты его «исследования» в еврейской газете" — сплошная выдумка, ибо будучи сам редактором, я прекрасно понимаю неэтичность, да и бесполезность требования публикации моего материала от редактора, который публиковать меня не хочет.

Во-вторых: можно ли критиковать в печати статью профессионального журналиста, не опубликовав ее и даже ни разу не процитировав?

В-третьих: можно ли одного из победителей конкурса статей против антисемитизма, практически без доказательств, объявлять вдруг через газету — ни мало, ни много — антисемитом?

В этом плане показательна одна фраза из статьи В. Реброва: "участие в антисемитском конкурсе" (вторая колонка, 18-19 строки). Антисемитским он называет тут конкурс как раз прямо противоположной направленности: конкурс статей против антисемитизма, проведенный Бостонским, Филадельфийским, Сан-Францисским обществами борьбы с антисемитизмом и расизмом и Нью-Йоркским антифашистским советом, — а это уже клевета не просто на меня, а на авторитетные еврейские организации. Непонятно: сознательная ли это подтасовка, чтобы оправдать обзывание меня антисемитом — тем, что я участвовал якобы в антисемитском конкурсе (вообще-то о подобных конкурсах я раньше никогда не слышал); или это просто грубая редакторская ошибка, спровоцированная всем злопыхательским характером статьи В. Реброва.

После публикации его статьи мне позвонили несколько знакомых ортодоксальных и не ортодоксальных евреев, высказав свое сочувствие. А один из них, в частности, сказал:

— Если бы твою статью опубликовали, я, возможно, не согласился бы с твоей позицией и вступил бы с тобой в дискуссию. А так, я возмущен статьей В. Реброва и выражаю тебе свое сочувствие.

Но надо признать, что нашелся и знакомый другого типа, Александр Гринштейн, мой бывший коллега по редакционно-издательской работе в Одессе, который слепо поверил этой клеветнической статье. Позвонив мне, Гринштейн отказался хотя бы познакомиться с содержанием моей неопубликованной статьи и, попросив меня забыть навсегда его бруклинские адрес и телефон, резко повесил трубку. Так что господин В. Ребров может радоваться — нашелся и у его клеветнической статьи свой благодарный читатель!

...Господин главный редактор, я не знаю, является ли В. Ребров лишь псевдонимом В. Айзенштата или это разные люди. Но если даже это и разные люди, то по отношению ко мне они одинаково беспардонно попрали журналистскую этику.